Мир во спасение - Страница 23

Она почувствовала спиной чей-то взгляд, но не сочла нужным оглядываться. Пусть конфедент-советник подождет, пока принцесса соизволит обратить на него внимание. Можно вообще представить себе, что его не существует – во всяком случае, здесь и сейчас. И он исчезнет. Он оставит ее в покое… Хотя бы ненадолго.

Она резко оглянулась и увидела то, чего ожидала меньше всего. Император Ламарк II, суверенный правитель Дарии, ее отец… Он сидел на копне прелой соломы закованный в боевой панцирь лейб-гвардии пехотного полка, покрытый копотью и окалиной, с двумя вмятинами в кирасе. Бронестекло поднятого забрала было покрыто сеткой мелких трещин, и было видно, как по щекам медленно стекают струйки крови.

– Одно из двух – либо ты мне снишься, либо я тебе. – Он попытался подняться, и только тут Анна заметила, что за его спиной нет стальной двери, выхода из пилотской кабины, а только грязная щербатая бетонная стена, а к низкому сводчатому потолку прилеплена тусклая «колба» светильника, прикрытого решетчатым колпаком…

– Вы живы, Государь?! – спросила она и тут же прикусила себе язык. Конечно, он жив – как вообще можно в этом сомневаться…

– Вполне возможно, Ваше Высочество, хотя я в этом не вполне уверен. – Он вжался спиной в стену и помахал кистью руки перед своими глазами, как будто пытался отогнать странное и пугающее видение. – Вы пришли, моя принцесса? Но Вторую резиденцию сравняли с землей. Вы умерли? Значит, и я тоже…

– Успокойтесь, Государь? – Ее голос дрожал, несмотря на все старания говорить спокойно и уверенно, как подобает принцессе. Еще труднее было соблюдать придворный этикет, который требовал от членов императорской фамилии вне стен личных апартаментов обращаться друг к другу с полным почтением. – Успокойтесь, Государь. Я пришла помочь…

– Мне?! Мне уже никто не поможет. – По всему было видно, что его мучает боль, что он ранен, но никто не удосужился оказать ему даже самую примитивную медицинскую помощь. Никто даже не помог ему снять панцирь, расстегнуть который без посторонней помощи было невозможно. Так было сделано специально, чтобы избавить имперских пехотинцев от соблазна бежать с поля боя, сбросив доспехи для легкости хода.

– Извольте лечь на бок, Ваше Величество.

Император послушно привалился на солому, и Анна нащупала едва заметный вертушок на пластине между лопатками. Задняя пластина отстегнулась, и принцесса начала одну за другой снимать остальные детали панциря – оплечье, пектораль, кирасу, налокотники. Когда она стягивала с него поножи, отец сдавленно застонал… Когда доспехи бесформенной кучей лежали на каменном полу, на его белом комбинезоне, облегающем его тело, обнаружилось два уже успевших подсохнуть кровавых пятна – одно с правой стороны груди, другое – на плече. И еще сгусток запекшейся крови склеил волосы у виска… Тяжелых ранений император, похоже, не получил, но это не мешало ему пребывать в глубокой апатии. Сейчас Анна, глядя на него, обессиленного и безвольного, поймала себя на том, что вообще не знает, что он за человек. Какой он – добрый или злой? Жестокий или милосердный? Честный или лживый? Они редко виделись, особенно после смерти матери, императрицы Марии. Но тогда Анне было всего-то лет шесть или семь… От нее долго скрывали, что мамы больше нет, и сказали об этом лишь после того, как она перестала спрашивать, когда та вернется – то ли через год, то ли через полтора. И до сих пор никто не рассказал, как и почему она умерла. Наверняка об этом писали все газеты, но принцессы не читают газет… Может быть, спросить сейчас? А, собственно, почему бы и нет… Никакого будущего уже не ожидается, а значит, и спешить некуда.

– Отец…

– Что? – несколько напряженно ответил он.

Они виделись нечасто – раз в месяц, а то и в два. И чем взрослее она становилась, тем яснее чувствовала: отцу трудно с ней общаться, он не знает, что сказать, как вообще разговаривать с дочерью, с трудом подбирает слова, старается многозначительно отмолчаться. И сейчас был, возможно, последний шанс пробиться сквозь эту стену отчужденности.

– Расскажи мне о маме…

– Что тебе рассказать?

– Какой она была? Как она умерла?..

– Давай поговорим об это позже… – Он продолжал лежать на правом боку, глядя мимо нее в самый темный угол.

– Позже? – Она даже нашла в себе силы усмехнуться. – Не будет никакого «позже», и ты сам об этом прекрасно знаешь.

– Хорошо, – сказал он после минутной паузы, привалился спиной к стене и начал рассказывать, медленно и сбивчиво. Казалось, что этот разговор с дочерью для него – куда большее мучение, чем любые пытки и казни. – Она была лучше всех. Если бы она была жива, ничего бы этого не случилось. Она одна могла смирить мою гордыню. Всё хотела показать, что власть близка к народу. Зачем-то понесло ее в шахту вручать горнякам премии и медали за трудовую доблесть. Она могла спастись. Когда начался обвал, ей предложили подняться первой клетью, но она заявила, что не уйдет, пока не будет спасен последний рабочий. Тело так и не нашли до сих пор. Наверное, и не найдут уже… Это было давно. Глупость, конечно. А мне всё хотелось быть не хуже других. А в Клуб допускали не всех. Только финансовых воротил и правителей процветающих миров. Лабиринт. Удивительная Игра. Логика, интуиция, везение, азарт… Нет, может, дело даже не в гордыне, а в том, что это единственное, что могло хоть как-то приглушить боль…

Анна заметила, что у него появился затаенный блеск в глазах, едва он заговорил об Игре. Даже сейчас он пытается найти себе оправдание…