– А если я не соглашусь? Что будет?
– А вот тогда события начнут развиваться по очень неприятному сценарию, но об этом лучше пока не думать. – Тейл посмотрел на нее даже с некоторым состраданием. – Но не торопись. Ты ведь еще не знаешь, что тебе предложат…
– А ты знаешь?
– В самых общих чертах. Хочешь, расскажу, каким образом наш дорогой император проиграл столь значительную сумму? Ты ведь этого не можешь знать. Едва ли он был с тобой настолько откровенен. Да и некогда ему было. Ты же с ним не виделась неделями и даже месяцами. Так вот! Я сам знаю лишь очень приблизительно, что это за Игра, но там, на Крипте, тебе всё объяснят. Но главное вот что… Как бы это попроще… Ты была когда-нибудь на скачках?
– Да, конечно…
– Значит, тебе известно, что там же есть не только публика, не только игроки, делающие ставки. Там еще есть жокеи и скаковые лошади. То есть те, на кого азартные граждане ставят свои кровные в надежде на легкую наживу…
– Ты предлагаешь мне стать скаковой лошадью?!!!
– Я тебе ничего не предлагаю. Предложат другие. В Большой Игре ставки таковы, что выигрыш может превышать совокупный годовой бюджет нескольких планет. Впрочем, и награда для тех, кто выходит победителем, соразмерна этой сумме.
– А что получает проигравший?
– А проигравший погибает, милая, – сказал Тейл почти ласково. – Но тебе же всё равно нечего терять, и я уверен – ты не упустишь своего шанса.
– А если я выиграю, то смогу вернуться на Дарию?
– Да, конечно, – не слишком уверенно сказал он, – но едва ли ты этого захочешь, когда узнаешь, каков будет приз. Зачем возвращаться к тем, кто тебя предал, если можно получить нечто большее.
– Что?
– Вижу, ты заинтересовалась! – Тейл довольно улыбнулся. – Но зачем мне, человеку, который не пользуется у тебя ни малейшим доверием, рассказывать тебе то, чему ты всё равно не поверишь? Потерпи. К тому же через полчаса мы достигнем скорости, необходимой для пространственного скачка. И уже скоро, очень скоро состоятся официальные переговоры между принцессой Анной, наследницей Дарийского престола, ради спасения собственной шкуры не пожалевшей тысяч триста душ, и конфедент-советником Ионой, представляющим интересы корпорации. Он ждет тебя с таким же нетерпением, с каким я жду своего вознаграждения. И всё! Я исчезну, отойду от дел, и никакая зараза не помешает дальше жить так, как мне хочется, и иметь всё, чего только я в состоянии пожелать. И я надеюсь, принцесса, что рано или поздно ты будешь испытывать ко мне только одно чувство – благодарность. В конце концов, это я тебя спас. Если ты, конечно, выживешь после Игры… А теперь иди в свою каюту и забирайся в саркофаг. Не в кровать под балдахином, а именно в саркофаг. Он встроен в стену, но ты, думаю, с легкостью его найдешь.
– Я пойду в рубку! – возразила Анна. – Это моя яхта и не смей мной командовать!
Она не просто решила поступить вопреки воле своего похитителя, ей захотелось испытать то, что чувствуют пилоты в момент скачка, а не провести это время в беспамятстве, как полагается пассажиру.
– Как хочешь, – неожиданно легко согласился Тейл. – В конце концов, в договоре не сказано, что я должен доставить тебя психически здоровой. Возможно, у дамочки со сдвигом даже больше шансов пройти Лабиринт, чем у благоразумной девочки в состоянии стресса…
– Какой еще лабиринт?
– Поторопись-ка, моя повелительница! – Тейл ухватился за ее запястье и заставил подняться на ноги. – Беги в рубку и не вздумай сопротивляться, когда я буду пристегивать тебя к штурманскому креслу. Этого не я требую, этого требует часть шестая пункт первый инструкции по эксплуатации галактических транспортных средств. Инструкция для пилота – больше, чем конституция для монарха, и ее невыполнение чревато непредсказуемыми последствиями.
Иногда найти спасение можно, лишь подвергая себя максимальному риску.
Дэн Цзимин, китайский мистик, XXIII век
– Капитан, да очнется он, не сдохнет. Точно не сдохнет, мамой клянусь! – Хриплый надтреснутый женский голос внезапно ворвался в сознание, еще мгновение назад погруженное в блаженную темноту и благостную тишину. – Вот! Уже очнулся. Я же говорила…
– Если б ты, Каталина, знала, какого куша мы лишимся, если он копыта отбросит, ты бы поняла, почему я так волнуюсь, – отозвался спокойный бархатный мужской баритон. – Но с чего ты взяла, что он в сознании?
– Глазные яблоки под веками забегали – первый признак… – ответила женщина, и командор почувствовал, как на его лоб легла чья-то раскаленная ладонь. – Температурка, правда, пока ниже нормы, но и не мудрено. Он же, считай, в открытом космосе без скафандра побывал.
И тут Матвей почувствовал, что всё его тело охвачено жутким холодом и его бьет мелкая дрожь.
– В парную бы его сейчас, да, боюсь, сердчишко крякнуть может, – задумчиво сказала женщина. – А вот температуру в отсеке поднять не мешает градусов до сорока.
– Тогда я к себе пойду. Не терплю жары. – Послышались удаляющиеся шаги и скрежет открывающейся дверной заслонки. – Когда он будет готов поговорить? – уже от выхода спросил тот, кого называли капитаном.
– Когда язык от нёба отмерзнет, – невозмутимо отозвалась женщина, – криотерапия – это тебе не фунт валидолу…
Дверь захлопнулась, и командор попытался открыть глаза.
– Поднять вам веки? – на этот раз женщина говорила шепотом, почти касаясь раскаленными губами его уха. – Или вы предпочитаете еще поиграть в беспамятство?